— Все же они хотели видеть тебя.
— Ты ведь понимаешь, что это привлечет к моей персоне массу ненужного внимания. Мы уже обсуждали это, — чуть поморщился Сеничкин.
— Да. Я помню.
— Ты справишься. Иначе бы не посылал.
— Ты посылаешь меня, потому что больше некого.
— Неправда. Ты — профессионал, который вел это дело. Они не стали бы разговаривать ни с кем другим. К тому же… у тебя по графику отпуск. Никто не додумается, что ты летишь в Д… вовсе не для того, чтобы пройтись по местным борделям.
Я криво улыбнулся и, сложив документы в сейф, убедился, что тот надежно заперт.
— Я бы хотел взять Марту с собой.
— А вот это нам точно не надо.
— Да знаю я… Просто… она влюбилась в витражи. Ты ведь сам видел, как она носится с этими стекляшками, перебирает их целый день. А в Д… полным-полно старинных соборов, витражи которых ей могли бы понравиться.
Сеничкин кивнул и снова уставился в окно. Я даже не брался гадать, о чем он думает, поэтому мои мысли вернулись к необычному хобби Марты, которая увлеклась поделками из стекла. Все свободное время теперь она посвящала изучению витражного искусства, перелопачивала специализированные сайты, просматривала каталоги. А когда позволяла погода, Марта надевала парик, огромные очки и часами бродила с коляской по старому городу в поисках вдохновения. Меня порядком волновали такие вылазки Марты, но я не мог их ей запретить. После этих прогулок моя женщина выглядела по-настоящему счастливой и воодушевленной.
Неожиданно в мои мысли ворвался сиплый, будто натужный голос дядьки. И то, что он спросил, заставило мое сердце сжаться от боли:
— Ты счастлив, Максим? Эта женщина… она сделала тебя счастливым?
— Она позволила мне быть собой. Да… я счастлив, как никогда. Возможно, впервые в жизни.
Сеничкин оглянулся. Так, что его гладковыбритый подбородок коснулся плашки погон.
— Хорошо…
— А ты? Позволишь ли ты себе… счастье?
Нерв на дядькиной щеке дернулся, что означало только лишь то, что он позволяет мне видеть свои эмоции. В любом другом случае — тело бы его ни за что не предало. Вымуштрованное… Всегда под контролем. Чуть помедлив, он отрицательно качнул головой:
— Уже слишком поздно что-то менять.
Я не стал с ним спорить, хотя в душе не мог согласиться. Однако это была слишком болезненная тема, и, что бы я ни сказал, мои слова вряд ли бы нашли оклик в его душе. Пока он сам не будет готов. Пока плоть не возьмет верх…
Из конторы мы уходили разными путями. Здесь никто не знал, что мы с Сеничкиным родственники. Только Лейла, которой обычно осторожный дядька доверял.
В тот вечер мы выбрались с Мартой на прогулку. Было так просто представить себя обычной семьей, каких тысячи в любом городе. Просто катить перед собой коляску, есть на ходу какую-то дрянь и целоваться тайком, потому что держаться от нее подальше у меня абсолютно не получалось. Рядом с ней я чувствовал себя… вознагражденным. В моей юности не было девушек, свиданий, обычных, знакомых каждому парню вещей. Для меня все это было в диковинку, как и для Марты. Мы оба словно вновь вернулись в точку отсчета. В свой нулевой километр. И проживали заново то, что казалось невозможным вернуть. Наличие ребенка в этом плане нас нисколько не смущало. Алиса росла смышленой, любознательной девочкой. Я любил ее, любил Марту, любил свою новую жизнь, которая заиграла всеми красками спектра. Так ярко, ослепляюще порой до слез, что иногда мне хотелось крикнуть — да что же это, мать вашу! Прикрутите палитру! Но потом приходило осознание, что по-другому я уже не смогу. Только так. На пределе возможного… и до слез, возможно, не полагающихся мужчине.
И я во все слезящиеся глаза смотрел… наблюдал за Мартой. Как она запрокидывает голову, с интересом разглядывая витраж в костеле, на который мы совершенно случайно набрели, как она склоняется, чтобы покормить прожорливых голубей, или со звонким смехом целует дочку… И этих «или» было так много!
— Как долго тебя не будет? — пробормотала Марта, впиваясь зубами в обжигающе горячий хот-дог.
— Планирую управиться за три дня. У тебя горчица…
Я слизал капельку соуса с ее губ и медленно отстранился.
Марта задумчиво кивнула.
— Получается… или все решится, или… отложится на неопределенное время?
— Именно так. Саммит начнется через две недели. Если спецслужбы Д… не решатся на операцию со дня на день — мы упустим время.
— Значит, тебе нужно будет их убедить? Миссия твоей поездки заключается именно в этом?
— Так точно.
— Так странно, я всегда считала, что спецслужбы наших государств не слишком дружественны друг к другу.
Я пожал плечами и достал из коляски проснувшуюся и требующую внимания дочку:
— Взаимодействие спецслужб имеет четкие пределы. Это те области, где интересы стран-партнеров совпадают. Национальные интересы Д… сейчас выходят на первый план. И в данной ситуации нам это только на руку.
Марта кивнула головой. В ее глазах снова мелькнул страх. Она прижалась к моему боку и, обхватив мою шею, зашептала на ухо:
— Ты только осторожнее там, ладно?
— И ты… Пожалуйста, не ходи никуда. Пересидите в квартире. Там бронированное все: двери, стекла… Вас не достанут, даже если найдут. Сеничкин за вами приглянет.
— Хорошо…
— Хорошо? — на всякий случай уточнил я.
— Да! Макс…
— М-м-м?
— Не забывай там обо мне, ладно?
— Господи, я же всего на пару дней…
Марта кивнула головой, неловко провела пальцем по шнурку, тянущемуся из моего капюшона.
— Макс… А там ведь, ну…
— Что?
— Ну, всякие специализированные магазины…
Мое дыхание на секунду замерло, а потом кислород со свистом ворвался мне в легкие. Голос осип, упал до прерывающегося свистящего шепота:
— Хочешь, чтобы я купил что-нибудь интересное?
— Очень-очень хочу… Если у тебя будет время.
Еще бы. Почему нет? Все нужные встречи будут проходить под прикрытием. Даже если за мной будут следить, мой поход в один из секс-шопов, коими славился Д… послужит мне дополнительным прикрытием. Надеюсь, после этого я сумею сосредоточиться на деле.
Глава 28
Командировка Макса затягивалась. Прошел день, другой, третий… И если бы не витраж, который я взялась мастерить, и заботы о дочке, ожидание его возвращения меня бы просто убило. Стараясь не думать об опасности, о прошлом, о будущем, я выводила на бумаге линии, рисуя эскиз. Не имея опыта и сноровки, я рисовала и, разорвав на мелкие кусочки, выбрасывала наброски в корзину, рисовала и… Пока не получила то, что хотела. Эскиз! Не слишком большой, то, что нужно для первого опыта, чего не скажешь о задаче, которую я перед собой поставила! Запечатлеть пламя… Огненную стихию Макса. Страсть, заключенную в нем. Сеничкин помог мне раздобыть стекло, и самым трудным было среди всей этой массы отыскать нужный оттенок. Я перебирала кусочки часами, прикладывала их друг к другу, подносила к свету, отыскивая подходящие оттенки. Материала было не так много, и мне пришлось проявить фантазию. В эти дни для меня существовали лишь работа и дочь, и короткие разговоры с Максом по скайпу. На четвертый день я принялась собирать витраж, работу над которым закончила глубокой ночью. Мне нужен был яркий дневной свет, чтобы до конца оценить результат, но даже сейчас я видела, что выжала максимум того, что могла на данный момент.
В темноте комнаты замерцал экран ноутбука, который мне оставил Макс, чтобы я не скучала. Приняв вызов, я жадно уставилась на не слишком четкое изображение любимого. Сумрак комнаты не давал мне хорошенько его разглядеть, но даже так я видела темные тревожные тени вокруг его глаз и складки в уголках идеальных губ.
— Привет… Как ты? Как Алиса?
— Все хорошо. Она сегодня опять переворачивалась на животик.
— Не капризничала?
— Нет, — невольно улыбнулась я, — просто… скучала по тебе.
— А ты? Ты… скучала? — глядя мне прямо в душу, спросил Макс.